Автор Владислав Супрунов
Из туристической поездки по маршруту «Грузия – Армения — Сухуми», стоимостью семьдесят пять советских рублей, возвращались порознь, окончательно рассорившись со своей верной и любимой женой. Полностью подтвердилась закономерность, что в Тулу умный мужчина никогда не поедет со своим самоваром.
Наша Камчатская группа состояла, в основном, из двадцати семи дам преимущественно зрелого замужнего возраста и двух мужчин, но с жёнами из числа этих дам. Средний возраст – за тридцать. Так вот, мужчины, впервые попавшие по неопытности с жёнами на этот маршрут – нонсенс (не считая школьников и студентов из Центральных областей России).
Это, обычно, неплохие семьянины и работники, награждённые родной профсоюзной организацией горящими туристическими путёвками. Они соглашаются на кратковременный отдых от обременительных отпускных работ. Женская половина группы состояла из бухгалтерского, конторского, общепитовско-управленческого персонала, все как одна в маршруте «незамужние», не обременённые семейными обязанностями и явно не загруженные физическим трудом. Их только снедала постоянная тоска по мужьям-рыбакам, морякам, китобоям, тем, кто бороздит просторы мирового океана или служащим вдали от родного дома. Несколько вальяжных домохозяек, чьи мужья предпочитают отдых в зимнее время где-нибудь в Прибалтике.
Сильную мужскую половину представляли двое: спортивный двухметровый тяжеловес весовой категории более 120 кг мастер Борис Охрамеев из Камчатского монтажного управления, которому ещё не было тридцати лет. Жену Бориса звали Антониной, с такой же по габаритам и весу колоритной фигурой, как у мужа. И я, ваш покорный слуга, работник гражданской авиации, средний рост и вес семьдесят два килограмма, возраст под сорок, не обижен ни здоровьем, ни силой. И моя верная дражайшая половина, на четыре сантиметра ниже и на столько же лет моложе меня. Насчёт характера не погрешу, если только скажу: «Настоящая кубанская казачка» (то есть её слово – закон и обсуждению не подлежит).
Вот мы в Тбилиси, в знаменитой гостинице «Ааири». Впереди Грузия и древняя Армения. Семейных номеров для туристов нет, поэтому спим по- походному на раскладушках в коридоре. С утра туристический завтрак в одном из многочисленных летних кафе и получение суточного пайка. Дребезжащий «Лиаз» мчит нас в знаменитый «Джевари». Затем могила Грибоедова, чайные плантации на склонах Кавказского хребта, виноградники.
На следующий день столица Грузии – солнечный Тбилиси. Набережная с нависающими над Курой домами. После обеда гид оставил женщин в злачных кварталах столицы, на рынке и среди центральных магазинов. Молниеносно женщины познакомились с конъюнктурой рынка, двинулись в парикмахерские и салоны красоты. Мужская половина в гордом одиночестве посетила несколько однотипных «Хиникали» — распивочных.
И что удивительно для нашего брата-туриста, это почти полное отсутствие женского общества, только редкие приезжие: чаще русские отдыхающие да престарелые матроны в горных одеяниях. И продавцы, и покупатели в белых, скорее, в белоснежных рубахах. И обязательно огромные кепи типа «аэродром» с козырьками, ни в коем случае не закрывающие основное достояние владельца – великолепный нос.
Ни в автобусе, ни в питейном заведении не принято давать сдачу. Вот я покупаю кружку бочкового пива, и с надеждой получить сдачу подаю рубль. Пиво стоит 24 копейки за один литр. Выпиваю пиво и жду сдачу. «Кацо» меня не видит. Вежливо напоминаю: «А сдачу?» Продавец щедрым жестом ставит еще одну кружку пива: «Пей, генацвале».
Я отрицательно качаю головой: «Спасибо, напился! Мне сдачу!» Тогда возмущенный «кацо» с презрительной брезгливой миной на ухоженном лице двумя пальцами достаёт из-под прилавка мокрую рублёвую купюру, небрежно кидает мне на прилавок, громогласно завершает: «Забери свой презренный мелочь! Я тебя угощаю! Но ты, «друг», ко мне больше пить не заходи!». Когда я всё-таки наклонился за рублём, он, с ловкостью профессионального фокусника смёл пухлой волосатой рукой «презренный дензнак», оставляя на прилавке медную мелочь. Жарко, спорить не хотелось.
С утра у стойки турагентства молодой грузин громко сказал: «Теперь вас повезёт представитель Армянского турагентства. Он ждёт вас на посадочной платформе!» Я спросил: «А как я его узнаю?»
В ответ молодой человек, напрягая связки, хохотнул, эффектно поднял холёные руки и вещал менторским тоном: «Кацо, ты что, не знаешь, как отличить грузина от армянина?» Все навострили уши.
— Это просто! Дай ему коробок спичек! Он картинно вытащил из кармана светлых брюк спички, продолжил: «И если он трясёт коробок возле уха – это обязательно грузин! А если он трясёт головой у коробка определяя наличие спичек, это, явно, армянин!» — закончил собеседник под громкий хохот окружающих, сунув мне в руки клочок с номером автобуса.
На дальней стоянке стоял автобус с армянскими госномерами, на заднем сидении которого отдыхал изящный амбал с масляно-чёрными глазами. Он огорошил меня вопросом:
— Тамар моя приехал?
— Какая Тамара?
— Мой белокурый бестия!
В нашем списке группы была Тамара. Я её знал по Камчатке. Она была из отдела снабжения треста столовых и ресторанов, но точно не «белокурая». И я неплохо знал её неравнодушного к Бахусу мужа-радиста БРМТ «Камчатрыбфлота». Всё разъяснилось, когда я отыскал свою группу, которую узнал по монументальному Борису и нашим жёнам.
Вся остальная масса приобрела «армянский типаж»: белокурые бестии с резко опущенными декольте, высоко поднятой длинной миниюбок. И, независимо от возраста, в ярко-боевой расцветке макияжа. Угарно благоухающие ароматом косметики дамы были возбуждены и воинственны, как индейцы-ирокезы, вставшие на тропу войны.
Из подошедшего к перрону автобуса выскочил красавец-водитель Роберт Схчан, картинно обнял свежеокрашенную белокурую Тамару. На руках занёс в салон, усадив на место кондуктора рядом с водителем. Что ни говори, но только настоящие кавказские мужчины умеют так пылко доказать свою жаркую любовь к чужим жёнам!
Наверное, пришлось бы нам трястись на последних местах, если бы не Антонина, жена Бориса. Она своим могучим торсом, как ледокол «Ленин», заблокировав водителя на водительском месте, демонстративно, вопреки обычаям старожилов этого маршрута, уложила две необъёмные сумки на два парных сидения, громко провозгласив с непререкаемым авторитетом: «Для старосты-запевалы и его зама».
Военно-грузинская дорога – сплошной горный серпантин с отвесными, уходящими в небо отвесными скалами, с одной стороны, и извилистая, как бесконечная змея, и с глубокими обрывами в бездну сразу за бордюром, с другой. Несмотря на это наш великолепный Роберт, как Цезарь, попахивая ароматом дорогого коньяка, успевал крутить баранку; крутить пальцем у виска встречным грузинским водителям; оборачиваться с ослепительной улыбкой к женской аудитории; рассказывать анекдоты о грузинах; об исторических памятниках или, остановившись на краю пропасти, так что внизу была видна петляющая горная речушка, перечислять высоту кручи, сколько здесь сорвалось в пропасть транспортных средств.
После пересечения границы Грузия-Армения нас окружил эскорт чёрно-белых «Волг», на которых местные курносые Дон Жуаны и Казановы встречали «белокурых бестий». Вообще-то они вели себя так, что нам казалось, что своих законных жён мы привезли специально для их удовольствия. Они отпускали на родном языке шуточки и разглядывали наших наречённых, как цыган-барышник на базаре кобылу. Значительную часть спутниц разобрали по Волгам наши курносые спутники, но, к слову, честно вернули наших повеселевших туристок на регистрацию на маршруте в турбазе.
Потрадиции убывающие и прибывающие на маршрут туристы дают совместный концерт. Вместе с группой студентов из Саратова это мероприятие мы решили провести в пристанционном ресторане. Заранее зная о финансовых возможностях среднестатистического туриста, камчадалы закупили весь ресторан, пригласив не только убывающую группу финансово скромных студентов, но и сопровождающих кавалеров кавказской наружности. Эти гости чувствовали себя радушными хозяевами. Убывающие туристы спели нам модную тогда песню-хит «Вы слыхали, как поют дрозды?» и тут же переписали нам слова. Скромно выпили и закусили, незаметно исчезли, как порядочные гости по-английски, не прощаясь.
Вот тут и пошла наша с Борисом судьба наперекосяк. Самая молодая туристка Лида, камчадалочка, должна была спеть популярную «Нежность», но, увлекшись спиртосодержащими напитками, допустила такого петуха, что под смех и свист убежала плакать в пристанционный скверик. Спасая положение, я только успел исполнить свою интермедию про козу, как мой заместитель сообщил, что артистка Лидочка плачет, убивается в скверике, а местные правоохранительные органы проводят какие-то следственные эксперименты.
Как староста и как мужчина я не мог оставить землячку в беде. Действительно, на лавочке возле утопающей в слезах несчастной Лидочки в три погибели согнулся тщедушный, тощий длинный представитель милиции (МВД Армении) и, как он позднее давал показания, проводил обыск. Поэтому одна его рука находилась в глубоком вырезе декольте, а другая уже нащупывала неопровержимые улики значительно ниже.
Под воздействием винных паров у меня возникли сомнения. И как человек юридически неграмотный, одной рукой я «нечаянно» ухватил милиционера за ворот форменной рубахи, пригнул к коленям, другой сгрёб форменные брюки ниже кобчика и, не давая разогнуться, послал его подальше по асфальтовой дорожке. Ноги он выставить не успел и своим классическим носом-шнобелем стал гасить скорость падения. Удачно приземлившись, он затих, и только форменная фуражка, вихляя козырьком, выкатилась навстречу выскочившим на крик кавалерам.
Оставить в таком удручённом виде Лидочку я не мог. Одной рукой старался заправить её выпавшие из декольте пышные формы, а другой поправить задранную миниюбку. Дабы прекратить горький рёв Лиды, я не придумал ничего лучшего, как закрыть её уста сахарные страстным поцелуем.
А в это время, как на грех, на место событий прибыла моя верная несравненная супруга, которая, не пригубив ни капли алкоголя, следила за моими поступками, не веря в мои чистые помыслы и намерения. Я замер, попав в безвыходное положение. Ни одна трезвая мысль, как в параличе, не посетила хмельные извилины. А только, отвесив челюсть, смотрел на её приближение, как несчастный кролик на удава. Она подошла лёгким шагом опытной манекенщицы на подиуме и влепила с плеча полновесную звонкую оплеуху. Да так, что даже Лидочка умолкла в моих руках, удивлённо раскрыла глаза и моментально, прекратив лить слёзы, вцепилась в мои руки, стараясь удержать их на месте преступления, а зубами вцепилась в мою отвисшую от удивления губу. Это моментально освежило мысли, я сгрёб прильнувшую к груди примадонну и занёс в ресторан, передав на руки нашим девчатам.
Но, видно не судьба, а сама чаша Рока не минула меня. Мой заместитель Борис, вернувшись в зал к своей несравненной Анастасии, застал её в липких объятьях жадных волосатых рук престарелого любителя женских прелестей. Она безуспешно пыталась вырваться. С дипломатией у Бориса было не всё в порядке. Он не придумал ничего оригинальнее, как влепить прямой правой в переносицу пожилого любителя женщин. Может быть, этим всё бы и закончилось, если бы этот амбал отделался солидными траурными синяками на оба глаза и просветлением в мозгах, но вот невезение. Старый кавалер ухитрился затылком влепиться в стену ресторана и бесшумно сполз под стол. Анастасия, поправив бюст и причёску, ринулась на свежий воздух, распахнув двери. Заглянувший местный патриот «аро», гортанно, на всю привокзальную площадь, завопил: «Гяуры армян убивают!» И дверь захлопнулась тугой пружиной.
Вдвоём с замом уложили любвеобильного, но такого неудобно-беспомощного гиганта на импровизированную лавку из стульев, но ворвались наши запыхавшиеся верные жёны и, перебивая друг друга, сообщили: «Собралась, наверное, вся Армения, чтобы мстить наглецам, напавшим на мирных гостеприимных хозяев!» Такое наглое поведение хозяев нас до глубины души возмутило. Молча, не сговариваясь, отломили от стойки пивного бара две таких удобных в руке деревянных ножки и одновременно шагнули навстречу своей бесповоротной судьбе.
Такой поворот событий для местных героев явно был полной неожиданностью. Они сначала шарахнулись в сторону, но, увидав, с кем имеют дело, гурьбой побежали по круто поднимающимся в горы улочкам, сопровождаемые громким лаем дворовых псов. Нет ничего более возбуждающего для рядового русского человека, чем вид бегущего противника. Ноги сами ринулись в погоню.
Только наряд ППС доставил нас к рассвету в местный участок и то потому, что тяжёлый подъём лишил нас сил, и мы, усевшись на лавочку у детской песочницы многоквартирного дома, дружно заснули, мирные и совершенно безоружные. До полудня провели в камере КПЗ. Невооружённым взглядом было видно, что это заведение не пользуется такой популярностью, как в России. Несмотря на порядок и чистоту, чувствовалась затхлость и невостребованность помещения.
Седоусый, но совершенно лысый следователь обрадовал нас статьями уголовного кодекса со сроком заключения до 7 и 5 лет строгого режима за шовинизм и геноцид армянского народа, хулиганство и преследование пострадавших с огнестрельным оружием и ношение милицейской формы в хулиганских целях. Лично я никак не мог вспомнить, откуда и когда в моих руках оказался табельный пистолет худосочного милиционера и когда я надевал милицейскую фуражку.
На следственный эксперимент привезли того самого милиционера, но обвинения отпали сами собой. Оказалось, что в неслужебное время в кобуре он носил спички и папиросы, чтобы не мять в карманах. Форменную милицейскую фуражку пятьдесят второго размера на моей голове шестидесятого можно было закрепить только гвоздём или шурупом, она никак не держалась даже на макушке. Пострадавших и заявлений от наших друзей-кавалеров не было, зато к обеду в отделении появились все наши спутницы, работники ресторана и представители турагентства, кроме моей любимой супруги. «Белокурые бестии» в один голос заявили, что мы настоящие мужчины и вступились за честь и достоинство добропорядочных дам. Подкрепив эти заявления многообещающими улыбками, несколькими баночками лососёвой икры и двумя копчёными балыками.
Ввиду отсутствия состава преступления и жертв, участковый седоусый гигант дружески поговорил с пострадавшей стороной, то есть несколькими Дон-жуанами, которые дружно заявили, что синяки и ссадины получили при беспорядочном отступлении. И заверили, что, в дальнейшем, они, конечно, будут оберегать и уважать нас.
Директор турбазы сначала намеревался отчислить нас с маршрута с пометкой в путёвках о нарушении режима. Но, получив решительный протест наших спутниц, подкреплённый икрой и рыбой, сменил гнев на милость, и мы с утра с обожаемым Тамарой нашим водителем последовали по курсу в Памбакское ущелье под почётным эскортом чёрно-белых «Волг» и присоединившегося к ним очарованного Лидочкой милиционера на УАЗе с включенной мигалкой и сиреной.
Расставаясь с ними в Ереване, откуда мы поездом следовали до Сухуми, все наши дамы самозабвенно, со слезами ан глазах, пели:
— Сюда мы с тобой непременно должны
Однажды вернуться, однажды вернуться.
Единственной ощутимой потерей на этом маршруте была моя верная супруга. Узнав об удачном освобождении из заключения, она уехала поездом Ереван-Москва. И через сутки телеграфировала: «Соскучилась по детям, уехала к маме в Новороссийск». Конечно, на глазах наших белокурых скалолазок я сначала горестно запричитал, пустив слезу. Но это был случай, когда она поступила по-человечески правильно! Гуманно!
Слава Богу! Дальше по маршруту следования я отдыхал как настоящий белый человек! Наши спутницы нас боготворили, как настоящих мужчин! Но когда я с надеждой завёл шутливый разговор с одной из наших красавиц, то она мне с усмешкой сказала: «Не думай и не мечтай! Мы приехали отдыхать, а какой с тобой отдых, когда ты, даже когда находишься с другой женщиной, думаешь, хватит ли тебе денег на билет, пьёшь вместо коньяка дешёвенький ром и закусываешь фруктами, сорванными у заборов частных садов».
Тогда я с укором намекнул: «А как же насчёт заявления в милиции о том, что мы настоящие мужчины?» Посмотрела мне грустно в глаза и сказала: «Да! Как защитники, вы неплохие мужики, а как любовники, вы этим парням даже в подмётки не годитесь!»
Спокойно, без дурацких чемоданов, баулов и модных в ту пору «авосек», а главное, без «недремнущего ока», посетил исторические места. Купался со своими русалками в озере Саван и Чёрном море в Сухуми. Все получили значки «Турист СССР». Много встречал в своей жизни злачных мест, но такого рая для истосковавшихся по пылкой любви женских сердец, где их буквально на руках носили жаркие Дон-жуаны, нигде не видел.
Исподволь любовался семейной парой Бориса и Анастасии. Бедный мой зам ни на секунду не отпускал её от себя, любил и ублажал под стать носатым кавалерам, а на Севане нырял вокруг неё как дельфин, отгоняя любвеобильных и любопытных кавалеров.
На Камчатке мои спутницы превратились в добропорядочных матерей и жён, любящих своих надёжных и работящих мужей, с печальной улыбкой вспоминая юг и солнечную Армению. И только распад Союза прикрыл эту чудную страну-Лимонию с прекрасным трудолюбивым народом!