Site icon Литературное объединение "Родник"

Удивительная дружба

Примерное время на чтение: 8 минуты

Удивительная дружба 

Автор Виолетта Афанасьева

Никогда бы не подумала, насколько удивительной может быть дружба с собакой, пока не встретила её.

А было это так. В тот день была пасмурная погода, и казалось, что вот-вот пойдёт дождь. Я ждала автобус и оглядывалась с нетерпением по сторонам. Вообще замечаю за собой, что мне интересно наблюдать за людьми со стороны. В непосредственном общении  люди  раскрывают одни свои стороны, а, наблюдая со стороны,  видишь их суть, которая как бы обнажает их другие стороны, едва уловимые на первый взгляд, но именно они и интересны для меня. Рядом со мной были мама и бабушка. Они общались между собой, я даже не пыталась уловить  тему их разговора. Мысли мои были о предстоящих планах на вечер, в основном касающихся  уроков  и домашних дел. Автобус появился неожиданно. Я удивилась немного  тому, что я его ждала, а вот надо же, просмотрела.  На этой остановке как всегда не было свободных мест для пассажиров. Да мы как-то и не рассчитывали ехать с комфортом. Так мы три остановки стояли, подпрыгивая на выбоинах, а когда стали продвигаться вперёд к выходу, чтобы оплатить проезд, мама взяла меня под локоть, как бы подталкивая: «Смотри, смотри!». Я едва протиснулась и посмотрела, куда указывала мама. На пассажирском сиденье одна, как королева, сидела… маленькая собачка. Все на неё смотрели и умилялись, но никто не согнал. «Туда ехала — она сидела, обратно еду – сидит», — разговорилась немолодая женщина, которую я не раз уже видела в этом автобусе, она живёт где- то в нашем микрорайоне.  «Она и вчера ехала, — робко сказал юноша,- на улице холодно, вот она и греется здесь…»

Я  завороженно  смотрела на собачку. Какие милые ушки свисают…  А глаза какие красивые, внимательные. И я видела в них надежду. Мне захотелось её погладить. Я придвинулась теснее к бабушке: «Бабуля, смотри, какая миленькая!» Бабушка уже почти на выходе обернулась, широкая  и добрая улыбка осветила её лицо. Это придало мне решительности.  «Давай её заберём, с волнением шептала я, — ну давай, а. Такая миленькая». Бабушка, расплачиваясь за проезд, спросила у водителя, чья это собака. «Не знаю. Возьмёте, ваша будет». Бабушка  решалась, брать или не брать собачку. А я уже была вытеснена  толпой  выходивших пассажиров на улицу, продолжая с надеждой смотреть на бабушку, и тут мама, спросив громко на весь автобус, чья собака, рукой позвала меня в автобус.  «Иди, бери, твоя будет…»  Я никогда так решительно не входила в автобус, отталкивая тех, кто ещё не вышел.  «Господи, да потише ты девочка, дай людям выйти». Мысль работала быстро и ненадёжно. А вдруг это не правда. Ну не может бабушка, да и мама тоже, вот так просто взять собачку. Они вообще противники того, чтобы собака жила в квартире.  Сколько раз я слышала от нее, когда мы возвращались из гостей, где были собаки: «Собаки должны жить на улице. Ну что это за попрошайки, чуть ли не в рот лезут. Бросить кусок им на пол вроде неудобно перед хозяевами, а не дать – перед собакой стыдно».

В своё счастье я поверила, когда собачка была завёрнута в бабушкину куртку. Она пошла ко мне на руки спокойно, как будто ждала этого. А у меня и мысли не возникло, что она может укусить. Да я даже и подумать об этом не успела. И вот теперь, тепло завёрнутую в бабушкину куртку, мы несли её  домой. Я радовалась, что у меня будет свой питомец. Мы  пришли в дом бабушки, и она положила собачку на пол рядом с печкой. Я сидела на корточках рядом. Собака смотрела на меня, а сама дрожала.

— Мама, ей холодно.

— Отойди от собаки, пусть отдохнёт, привыкнет. Я пошла за стол, где мама с бабушкой разливали чай, достали пряники.

— Ой, а как мы её назовём? – осенило меня.

 — Надо подумать. Имя даётся один раз, и оно должно подойти собаке.

— Бабушка, а это мальчик или девочка?

— Девочка, — сказала бабушка без раздумий.

— А как ты поняла? – не успокаивалась я.

Бабушка выразительно посмотрела на меня и стала задумчиво смотреть в окно. Там соседка прямо под наш забор высыпала золу.

— Вот вредина какая. Даст же бог соседку, чтоб жизнь мёдом не казалась. А если зола горячая… Вот попробовала бы я ей под забор насыпать. Тут кот на забор залезет, а она полдня бухтит. Видишь ли,  цыплят у неё поворует. Своруешь у неё, как же. Там цыплята за тремя замками сидят. Говорили соседи, что в прошлом году двух соседских котов отравила, чтобы к её забору не приближались.

— Бабуля, мама, ну как назовём девочку нашу, — не унималась я.

— Можно назвать её Чарой, — предложила мама.

— Не-е-ет, — возразила бабушка, — не идёт ей это имя.

— Тогда, может, Ирма, — придумала мама.

— Тоже не подходит, — бабушка отвергла и это имя. Я предложила назвать собачку Алей, но мама сказала, что не надо называть собаку такими именами. Я не до конца поняла, почему нельзя, но по сверкнувшим глазам бабушки поняла, что она сейчас скажет то, что не подвергается сомнению.

И точно, бабушка уверенно сказала: «Я знаю, как её назвать. Джуля!  Она будет Джуля!»

— Ну да, это хорошая кличка. А то имя, имя… Кличка должна быть. Слышишь, Джуля,- подтвердила мама. Реакция собаки была удивительной. Она подскочила, завиляла хвостом. А в это время у неё появилась подстилка, миска с водой. И бабушка подогрела супчик, покрошила немного хлеба. Это надо было видеть. Джуля ела, ела, ела, но не спешила, а ела основательно, как будто про запас.

Мы все завороженно смотрели на неё, радовались её аппетиту, и на мгновенье показалось, что так было всегда. Дом стал уютнее, хотя бабушкин дом всегда уютный. Там каждая вещь имеет  место, предназначенное только ей. И потому никогда не бывает беспорядка.

Уже две недели Джуля жила у нас, когда я тяжело заболела. Меня положили в больницу. Мама приносила мне вкусняшки, но я ждала историй о нашей Джульке.  А истории с ней происходили постоянно. Он освоилась и была по-собачьи счастлива.  Она округлилась, вытянулась, стала взрослее. Из-за того, что она грызла обувь, а главное, из-за того, что её с улицы невозможно было загнать домой, бабушка переселила её в будку. На улице была весна, появилась первая травка, и собаке в будке было уютно и тепло. Вообще мама сказала, что собака нормальная. По утрам обегает весь участок по периметру, лает громко, конечно, но службу выполняет  честно.  Все были довольны собакой. Недовольна была лишь соседка. Да она в принципе не бывает довольна.

—Чего она лает ни свет ни заря, покою нет. Вот пусть только ещё раз подлезет под забор. Мне теперь кур выпустить в огород нельзя, ворчала она так каждый день.

А Джуля и вправду была шустрая и, казалось, дразнила соседку. Как только та подходила к забору, Джуля подбегала тоже, становилась напротив и так звонко лаяла, хоть уши затыкай. А ещё при этом прыгала на забор, как бы прогоняя соседку.

— Чует вредину, — говорила бабушка, — Джуля, не связывайся с ней, себе дороже. Разве тебе погавкать больше не на кого?!

А в это время мы с мамой входили в калитку, меня выписали из больницы. Я была уверена, что Джулька бросится ко мне со всех ног. А она села на задние лапы как вкопанная и злобно, как мне показалось, лаяла. Да ещё и рычала, пока я заходила в дом. На следующий день я вышла на улицу, собака встретила меня недружелюбно. Я больше всех в семье хотела собаку, а стала для неё чужой. Время шло, а  Джуля меня не хотела признавать. Я стала для неё чужой после больницы. Бабушка мне советовала не расстраиваться, говоря, что собака привязывается к тому, кто её кормит. Я несколько раз выносила ей еду, и она ела, но тепла, как прежде, от собаки я уже не чувствовала. Но один случай всё изменил. Однажды я совершила плохой поступок, очень плохой. Меня дома наругали, конечно. Я понимала свою вину, но всё равно было обидно слышать от мамы такие слова, из-за  которых я расплакалась, вышла во двор, села на бревно за собачьей будкой и горько плакала от обиды и непонимания. И тут я почувствовала на коленях тепло. Это Джуля положила голову мне на колени и так трогательно смотрела мне в глаза, что я невольно погладила её по голове. Что тут началось! Она давай подпрыгивать, лизать меня в лицо, радостно визжать, что я чуть не свалилась набок. А потом запрыгнула мне на колени, прижалась ко мне всем телом, обняла лапками. Это было так забавно и так трогательно, что я не смогла удержаться и стала гладить её и говорить ей, какая она хорошая собака и как она меня понимает. В это время из дома вышла мама, беспокоилась, что я ушла из дома в слезах. Она услышала нашу возню за будкой, подошла, улыбнулась, умилилась нашим взаимоотношениям с собакой и сказала: «Ну вот, помирились наконец. Пойдем, дочка, домой, не обижайся на меня. Ну ты же понимаешь, как ты меня расстроила. Я то  всегда думаю, что лучше тебя на свете никого нет.  А ты тут такое отмочила. Но ничего непоправимого нет. Всё пройдёт. Ты у меня золотой ребёнок! А в твоём возрасте кто не глупил?!»

Я уже успокаивалась, но не могла встать, чтобы не нарушить только что возникшую  между нами дружбу. Моё сердце колотилось от любви и нежности к этому четвероногому другу, который меня пожалел, когда мне было так плохо от обиды.

С этого времени наша дружба крепла с каждым днём. Это была удивительная дружба. Я, возвращаясь из школы, покупала пачечку собачьего корма, которого и было на один зубок. Но Джуля ждала меня, как будто понимала, что главное, это внимание. Ведь бабушка ежедневно готовила собаке каши, чередуя рацион, и собака была сыта. Но угощаться любила, конечно. Теперь Джуля бегала за мной повсюду: в магазин за хлебом  и молоком, к подружке за домашним заданием, просто прогуляться в ближайшем лесочке. Она была просто отличной собакой. Но один недостаток был: лаяла уж очень звонко, причём по ночам так бегала по всему двору, чтобы никакая мышь в наш двор не прошмыгнула. Не раз соседка кричала через забор: «Да посадите вы её на цепь что ли, чего она носится, как чумная,  под моими окнами!» Может,  и разумно было бы посадить на цепь собаку, если бы она была побольше ростом. Но Джуля была мелкой собачонкой, и вид такой трогательный и умильный, что рука не поднималась посадить её на цепь. Вот так мы и продолжали жить. Всё лето Джуля помогала бабушке рыть огород, следила, чтобы никто не приближался к нашему забору и ждала, когда я управлюсь с домашними делами, прочитаю книгу, положенную  мне на каникулах, чтобы пойти гулять со мной на поляну полюбоваться цветами и в лес — подышать особенным воздухом, порыться под корнями деревьев.

Казалось, ничего  печального не будет впереди. Но неожиданно наступает день, когда мир, который ты строишь, вдруг рушится. И я в такой миг ощутила себя такой беспомощной. Ведь страшно, когда ничего нельзя изменить. Единственное, что я смогла, так это смотреть в угасающие глаза своего друга, а глаза  Джули  уже смотрели в пустоту и меня не видели. Я не понимала, почему она не встаёт, почему не борется за жизнь. Я пыталась её напоить. Но она все чаще закрывала глаза.

— Мама, что с ней,- спросила я вернувшуюся с работы маму, — почему она не открывает глаза и стала какой-то чужой, не реагирует на меня.

— Ей стало плохо, и она засыпает, навсегда засыпает.   Она разгрызла этот пакетик,  который забросили в нам во двор. Мама отвернулась, но я уже знала, что она плачет. В эти мгновения я поняла и уже на всю жизнь, что надо ценить каждый миг, прожитый с друзьями. Так тяжело терять друзей.

Жизнь моя резко поменялась, я перестала ходить на цветочную поляну. В этом уже не видела смысла. И никак не могла понять, как можно так просто взять и уйти из жизни. Я читала, читала, читала, чтобы забыться, погружаясь в вымышленный литературный мир. Да и в  доме стало как-то тише. Бабушка всё делала бесшумно, мама  уходила в свою комнату и грустила. И во дворе стало тихо и скучно. И только в соседнем дворе нарочито громко и весело разговаривала со своими курами и цыплятами соседка.

Exit mobile version