Ирина Пасканова. 

Место рождения: г. Сучан, ул. Почтовая, д. 19. 
Ныне улица Героя гражданской войны Сергея Замараева.

Так случилось в день рожденья,
Так назначено судьбой,
Что Почтовая навеки
Стала улицей родной.

Помню всё, чего не стало,
Каждый дом и каждый двор.
Здесь оно – моё начало,
От центра и до самых гор.

Тополя пирамидальные
Придавали строгий вид,
И события банальные 
Память бережно хранит.

Город изменил название,
Партизанских не забыв боёв,
И серьёзным было основание
Восславить подвиг большевиков.

И имена героев наших,
Кто власть Советов отстоял,
Как память партизан отважных,
В названьях улиц города восстал.

Партизанск, историей гордись!
Это имя кровью нам далось,
Чтобы продолжалась наша жизнь,
И потомкам счастливо жилось!

Улица Почтовая моего детства всегда была плотно заселённой и состояла из ровных рядов деревянных бараков по обе стороны. В бараках было от восьми до двадцати четырёх квартир. Были бараки с отдельным входом, а были и с общими тёмными коридорами. И тянулись эти бараки, построенные в самом начале 20 века, от хлебозавода до самого подъёма на Каменку. А вот на подъёме и до самого Каменского лесхоза дома были частные. Помню, что среди бараков выделялся маленький аккуратный домик, в котором я родилась. Правым боком домик прижимался к стене общежития ремесленного училища, это здание в полуразрушенном состоянии так и стоит сейчас на том месте, а огород за домом упирался в ручей прямо напротив входа в ЦЭММ. Мой домик снесли примерно в 1968 году, как нам сказали, из-за ветхости. Но соседи говорили, что на этом месте какое-то начальство хотело дом строить, но из-за поднятой шумихи так и не построили, и это место до сих пор пустует, там неприглядная свалка.
	На этом месте замирает сердце...
На этом месте замирает сердце,
Трепещет благодарная душа,
Мне к счастью здесь открыта дверца
После судьбы крутого виража.

Когда депрессия одолевала,
И как-то не решались все дела,
А неудачи долго досаждали,
Сюда за силой и надеждой шла.

Здесь пятачок земли зарос бурьяном,
И белая сирень здесь разрослась,
Тогда стоял домишко деревянный,
В котором я когда-то родилась.

Но домик обветшал в шестидесятых,
Мы переехали в другой район,
Был на дрова разобран дом дощатый,
Но новый так и не был возведён.

И место в центре города пустует,
Как будто ждёт свидания со мной.
Это оно сердечко так волнует,
Источник сил там для меня святой.

Стою на месте прежней колыбели
И слышу мамин голос во дворе,
Здесь на крылечке с бабушкой сидели,
И их любовь с тех пор живёт во мне.

И может показаться очень странным,
Как я брожу среди сухой травы,
Но для меня на свете нет желанней,
Дороже в мире просто нет земли.

Этот домик предоставили моей бабушке Елене Родионовне Пушкиной после того, как он родила девятого ребёнка - мою маму - через три месяца после гибели её мужа в шахте. Большая семья осталась без средств к существованию. А в этом доме была водокачка. И моя бабушка получила возможность работать дома -  отпускать воду по талонам жителям ближайших улиц. Это был 1932 год. Когда моей маме исполнилось не исполнилось ещё 14 лет (ей каким-то образом подделали документ, прибавив почти год), она устроилась работать на хлебозавод, который и сейчас на том же месте. Это был год окончания войны – 1945 год. Работать худенькой, изголодавшейся за войну девочке было тяжело, но на хлебозаводе кормили обедом и давали немного хлеба. Она доработала до 16 лет, окрепла и устроилась на шахту № 10, где проработала десять лет под землёй до самого моего рождения. А тут и указ подошёл о запрете женского труда под землёй. За это Надежда Фёдоровна получила льготную пенсию в 45 лет. Но здоровье было подорвано. Помню, как мучилась она на погоду, когда одолевал ревматизм, невыносимо болела спина, ломило ноги, от долгого нахождения в холодной воде в резиновых сапогах. В 54 года она покинула этот мир. Я тогда только получила профессию, стала работать в образовании, но до сих пор не могу себя простить, что ничего тогда не могла сделать для её здоровья. Да ведь и она не жаловалась никогда на трудности. 
        Наискосок от нашего дома, напротив общежития, была вечерняя школа. Мы детьми, дошкольниками, умудрялись туда заходить, и никто нас не выгонял. Мы толпами ходили в ЦЭММ, заходили в буфет, если нам давали дома мелочь, ходили в цеха пить бесплатную газировку в автоматах. Но самое интересное ждало нас в цехах, куда со швейной фабрики привозили лоскуты, которые рабочие использовали как ветошь для чистки рук. Мы выбирали разноцветные лоскутки и обшивали своих пупсиков.
А в токарном цехе мы собирали возле станков металлические опилки и стружки, насыпали их в крышку от обувной коробки, а снизу прикладывали магнит, который тут же выпрашивали у рабочих, и гоняли металлические опилки по картону, любуясь неожиданными узорами. И никто никогда нас не прогонял, даже если мы под станками пытались что-нибудь добыть. Подшипник, например, очень нас шарики привлекали. Сейчас такое и представить невозможно, чтобы дети вольно чувствовали себя везде. Нас никто не прогонял, нас все знали. Вся улица была как одна семья. Жители нашей улицы работали не только в ЦЭММе, но и на шахтах № 21 и № 10, в Петровской автобазе, на хлебозаводе, почте и швейной фабрике. Ведь всё было и есть рядом.
Каждое воскресенье к 10 часам утра мы бежали толпой в кинотеатр «Радуга» и за 10 копеек смотрели прекрасные мультики и детские фильмы с обязательным киножурналом, в котором показывали успехи социалистического строительства. Или шли на спектакль в Дом пионеров. А какая там библиотека была! Я до сих пор помню каждый её уголок и даже обложки прочитанных книг.
А рано утром в субботу мама давала рубль, и я шла навстречу солнцу по тротуару к Пирожковой, где продавали горячие пирожки с мясом, повидлом, творогом, капустой. На рубль 20 штук ещё шипящих пирожков в бумажном пакете. Такой вкус сейчас не повторить. Мука уже не та, и масло не такое. А знаете, где была эта Пирожковая? Там теперь магазин СЭМ. А ещё эти пирожки развозили по всему городу в специальных тележках.  И здесь же был магазин Продукты. Никогда не забуду вьющиеся пирамиды из шоколадных плиток. Не забуду шоколадные шишки в разноцветной фольге. Хотелось не есть, а на ёлку повесить. Через дорогу напротив стояло одноэтажное здание конторы хлебозавода в окружении старых яблонь и абрикосов. Там добрые женщины отдавали нам старые документы, но на обратной стороне листа можно было рисовать. Прямо напротив хлебозавода, за зданием теперешней бани, стояли два барака, утопающих в жёлтых цветах, золотых шарах. Эти бараки описывал в своём романе «Разгром» писатель Александр Фадеев. Там, судя по содержанию, жил шахтёр Морозка. А за этими бараками и  теперешним рынком была шахта 2-5 БИС, откуда шла железнодорожная ветка слева за хлебозаводом и до ЦОФа. Такая же железная дорога пересекала улицу Почтовую на самом подъёме, оттуда паровоз тащил вагоны с углём с шахты № 21 на ЦОФ. Было дымно, грязно, шумно, но радостно нам, детишкам от этой движухи. Мы крышки от лимонадных бутылок собирали в ручье у ЦЭММа и подкладывали на рельсы. Это нам нужно было для игр. Тогда мне казалось, что вся наша улица в «секретиках», надо только поискать. Девчонки собирали всё, что блестит: стеклянные осколки, фольгу, бусины - и закапывали в форме узора в неглубоких ямках, накрывая это стеклом и маскируя землёй, чтобы никто не нашёл. Это был взрыв творчества!
В бараке № 17, перед моим домом, в подвальчике был магазин. Там мне купили розовую балалайку, которую надо было крутить, чтобы извлечь музыку. И здесь на стене дома иногда вывешивали белый экран и показывали фильмы. Люди приходили со своими табуретками из ближайших домов. А мы могли сидеть и на траве, и на деревьях. А первый телевизор в своей жизни я увидела в общежитии училища, там сторожем работала тётя Надя-грузинка, так её звали, и мы вечером собирались у неё вместе с её дочерью Людочкой. И ещё я помню каждую квартиру в бараках, где меня угощали. Мы не были избалованы сладостями, и это было счастье. Кто баранками угостит с хлебозавода, кто оладушку даст, кто карамельку и даже кусок шоколада с горпищекомбината… Спасибо вам, добрые люди! Вы научили меня делиться. Вы и моя бабушка, Елена Родионовна, которую впоследствии органы власти заставили сменить фамилию Пушкина на Пушко из-за того, что один из её сыновей попал в плен во время войны и там погиб от взрыва цистерны. Мою бабушку в округе называли бабушка Пущиха, и вот она почти каждый день напечёт тазик пирожков, сядет на скамеечку у калитки, я рядышком, и угощает всех, кто идёт по Почтовой в направлении Каменки. А если день-два не выйдет на улицу, то все заходят в калитку и спрашивают, что с бабушкой, не заболела ли? А она просто уезжала иногда в Находку с гостинцами к своим старшим дочкам.
Я училась во втором классе, когда улицу впервые асфальтировали. Пока огромный асфальтоукладочный каток шёл наверх, мы успевали из мелких камешков выложить свои имена на горячем асфальте. И когда каток проезжал, мы были счастливы, что оставили вечную память о себе. И как потом нелепо смотрелся на асфальте конь с телегой, на которой возница раз в месяц собирал тряпьё в обмен на свистульки, шарики, синьку, консервные крышки. 
Кстати, учились мы все в школе № 7, теперь уже редко кто вспомнит это здание барачного типа, которое пряталось в зарослях георгинов за ЦЭММом, перед воротами шахты № 21. А шли мы в школу, огибая справа забор мастерских, поднимались на горку к улице Литейной и через мост проходили в школу. Навсегда запомнила директора школы Дору Михайловну и свою первую учительницу Анастасию Моисеевну Ситникову. Она в моей жизни сыграла значительную роль. В этой школе меня в 3 классе 22 апреля, в день рождения Ленина, приняли в пионеры. И когда я переехала в другой район из своего родного домика и пошла на разбивку в 4 класс в школу № 10 в пионерском галстуке, дети меня встретили настороженно, недоумевали, почему я такая маленькая, а уже в галстуке. И Мария Тихоновна Толмачёва, моя новая учительница, всем объяснила, что я хорошо училась, и меня приняли в пионеры в 3 классе. Все не верили, но уже первый сентябрьский диктант две ученицы написали на пятёрки – я и Ирина Моисеенко.  
Подсказка для моих ровесников, если кто-то прочитает эту статью, меня с рождения называли Аришка, Аринка. Так назвала меня бабушка. Но почему-то в загсе сказали, что это производное имя от Ирина, и записали в Свидетельстве о рождении - Ирина. О том, что я Ира, я узнала, когда пришла в школу. 
И мою улицу Почтовую переименовали, когда я была во втором классе. Теперь она стала улица Сергея Замараева. И я уезжала в новую школу, в новую жизнь уже с улицы Замараева.

Это шахта 2-5 БИС, находилась за территорией современного рынка. Именно отсюда началась улица Почтовая-Замараева

Подписывайтесь на наши социальные сети: