Автор ГеоргийТуровник
Содержание статьи:
Русско-японская война
В феврале 1904 года началась русско-японская война. Крепость Владивосток была не готова к боевым действиям, а часть её боевых сил отправилась в Порт-Артур. Во Владивостоке службу несли 8650 солдат и офицеров вместо 12 тысяч, в крепости находилось всего 87 орудий вместо полагавшихся 400. В то же время японцы могли выставить для взятия крепости 80 тысяч солдат и офицеров, 200 осадных орудий, эскадру крейсеров и миноносцы1.
Война складывалась для России неблагоприятно. Неудачи на суше и на море со всей очевидностью показали, что японцы могут начать высадки своих войск в непосредственной близости от крепости. Наиболее удалённая бухта к северу, откуда возможно было ожидать угрозы – Кангауз, находилась в 66 верстах к северу по побережью. Далее на север высадка десанта была затруднена. Во-первых, потому что японцы на материке не имели баз, а в случае их доставки морем не было возможности их быстро разместить на русской земле. Во-вторых, почти весь Южно-Уссурийский уезд со стороны побережья, за исключением заселённых долин, представлял сплошную тайгу, бездорожье, отсутствие мостов, где, кроме почтового тракта Ольга-Сучан-Владивосток, более или менее пригодных дорог не было, плюс враждебно настроенное население – всё это делало невозможным операции крупных сил противника. К тому же тракт легко можно было перекрыть не только незначительными армейскими подразделениями, но и партизанами. Расстояние от Кангауза по побережью до Св. Ольги и далее на север почти в 200 вёрст по своей удалённости почти не представляло угроз Владивостоку
Японцы предприняли лишь одну попытку прорваться к Владивостоку — через Корею. Это направление представляло наибольшую опасность. Наше командование это учло, из имеющихся средств был создан Корейский отряд, который вошёл на территорию Кореи и, выдержав ожесточённые бои, обезопасил Приморье от прорыва с юга2.
Побережье Приморской области от мыса Поворотного до Императорской гавани, протяжённостью более 1000 километров, не имело сколь-нибудь существенных воинских сил для обороны этой гигантской линии. Здесь были разбросаны мелкие сводные отряды, сформированные из солдат-добровольцев (охотников), и подразделения казаков, не превышавших численность взвода.
Вольные дружины
При скудном количестве войск, с целью недопущения высадки японского десанта, постоянной разведки на побережье, борьбы с японскими браконьерами и торговцами, для охраны спокойствия и безопасности населения, для защиты жизней и имущества жителей от злоумышленников в селениях области из числа добровольцев были созданы Вольные дружины, которые формировались в городах и селениях Приморской области3.
От сельских жителей полагалось брать не более одного человека от двух дворов. В дружины могли вступать подданные Российской Империи, всех сословий, мужского пола, физически здоровые, годные для несения военной службы и способные обращаться с оружием. В городах в дружинники могли вступать и граждане дружественных России европейских государств. Так, одной из сотен командовал гражданин Соединённых Штатов В. Пауэрс4.
В «Положении о Вольных дружинах» говорилось, что дружинники снабжаются винтовкой «Бердан» и патронами бесплатно, при условии возвращения винтовок в исправном состоянии. Особой формы для дружинников первоначально не предусматривалось, но, по возможности, одежда дружинников должна быть однообразной. Каждый дружинник должен носить на головном уборе ополченческий крест, отличавший их от военнослужащих5. Ополченческий Крест был традиционным русским знаком, отличавшим добровольцев от солдат. Впервые Крест был введён Императором Александром I для ополченцев войны 1812 г. Затем остальные Государи также выдавали свои кресты. Во время русско-японской войны на Кресте был вензель Николая II с надписью «За Веру, Царя и Отечество». После демобилизации Ополченческий Крест оставлялся его хозяину, как награда, для ношения на груди. Считалось позором и бесчестием, если у ополченца за какие-либо проступки его отнимали.
Была установлена однообразная форма: летом – тёмно-синие гимнастёрки, зимой – куртки верблюжьего сукна. Башлыки, чёрные шаровары, фуражки чёрные с красным кантом солдатского образца с ополченческим крестом на околыше, кожаный пояс, высокие сапоги. Кроме того, дружинникам предоставлялось право носить красные солдатские погоны с номером дружины римской цифрой6.
На форменную одежду не хватало средств. Но со временем на счета дружин стали поступать пожертвования из губерний Российской Империи. Местные жители также жертвовали ткань, фляжки, котелки и т.д. В Никольск-Уссурийске «Дамский комитет» задался целью снабдить формой как можно больше дружинников.7 Сформированные Дружины делились на сотни, сотни на взводы. Для более деятельного руководства было создано Управление Вольными дружинами Приморской области. Командующим всеми дружинами был назначен Военный губернатор Приморской области А.М. Колюбакин.
Дружинники проходили сокращенный курс строевой подготовки и стрельбы, установленный для ратников ополчения и, по мнению начальства, были достаточно хорошо подготовлены для борьбы с мелкими шайками злоумышленников и конвоирования арестантов, а также для поддержания порядка в селениях.
Ко всему этому, командование отмечало, что для самостоятельной борьбы со сколь-нибудь серьёзным противником добровольцы имели слабую боевую подготовку и тыловое обеспечение.
В Сучанской долине формирование дружин оказалось под угрозой: крестьяне не хотели вступать в Вольные дружины, а на самом Сучанском руднике рабочие не шли на это даже за деньги.8
Это были не единичные случаи. Особое подозрение вызвали удские гиляки, жившие в устье Амура. Они открыто заявляли, что готовы перейти к японцам. Они проживали без надзора русской администрации и могли служить проводниками у японцев. По этой причине было принято решение о переселении их вглубь Амура.9
Но в большинстве своём среди населения Приморской области господствовали другие настроения. Так, в г. Николаевск-на-Амуре на призыв вступать в Вольные дружины откликнулось почти всё мужское население города. Защищать Русь стремились лица всех возрастов, исповеданий и званий. Зачислялись чиновники, купцы, крестьяне. В городе было много ссыльных, они составляли значительную часть населения. Эти люди, пострадавшие от власти, написали прошение Военному Губернатору с просьбой разрешить вступить в дружины. Такое разрешение было получено, и они на равных с другими жителями города выступили на защиту Веры, Царя и Отечества.10
Дружина № III
В Сучанской долине была сформирована Вольная дружина №3 под командование Пристава Сучанского Стана титулярного советника Михаила Ивановича Белунского. Раньше он был умелым и решительным кадровым офицером. Для выполнения поставленной задачи он проявил максимум энергии.
Поскольку добровольцев было мало, решать этот вопрос должны были сельские сходы, который должен учитывать количество работников в семье, состояние хозяйства и т.д. На основании всего этого сход выносил решение, кому идти в дружинники. Но более богатые крестьяне сумели откупиться от службы, что вызвало среди крестьян скрытый ропот недовольства.
При всём безразличии крестьян, Пристав проявил завидную расторопность. Уже 9 февраля он собрал дружину в 386 человек, имея в своём распоряжении всего 88 винтовок. В короткий срок он подчинил себе все необходимые рычаги по формированию и обеспечению и уже 19 февраля рапортовал губернатору: «Доношу Вашему Превосходительству, что Сучанская дружина в составе 1 сотни – 174 человека, II сотни – 157 человек и полусотни ольгинцев — 55 человек сформирована. С того же числа командиры сотен вступили в командование».11
В конечном варианте дружина состояла из трёх сотен и одной полусотни: I Нижне-Сучанская сотня – 174 человека под командование крестьянина Андрея Алексеева, дружинники в возрасте от 16 до 50 лет, все русские. II Верхне-Сучанская сотня – 154 человека, командир урядник Климов, дружинники в возрасте от 15 до 47 лет, все русские.12 IV отдельная Рудничная сотня – 107 человек, командир Коллежский Секретарь П. В. Танин,13 отдельная Ольгинская полусотня – 55 человек, командир Пристав Ольгинского Стана В. Г. Осмоловский. Всего 490 чел.14
Первоначально в дружине М.И. Белунского были корейцы, они являлись и дружинниками, и проводниками. В приведённом же «Положении о Вольных дружинах» сказано, что иностранцы могут привлекаться только из числа дружественных европейских государств. Тогда русское командование, как видно, не знало, что большинство корейцев питало ненависть по отношению к японцам, и они могли пригодиться в таёжных походах. Приставу указали на невыполнение одного из пунктов Положения. Корейцы были отчислены, и поэтому в рапорте Пристав указал национальный состав дружины.
Кроме командиров сотен и взводов были введены должности инструкторов, в обязанности которых вменялось обучать крестьян, не проходивших воинской службы. В дружине Белунского в разное время в качестве инструкторов служили: в Нижне-Сучанской сотне запасные младшие унтер-офицеры И. Д. Якушев, Ф.С. Толстихин, в Верхне-Сучанской – П. Г. Бабко15. Позже в дружине появились фельдфебель Иван Попов, старший унтер-офицер Тимофей Колесников, унтер-офицеры Тупиков, Франц Ген, Юлий Шнайдер, Михаил Прочухан и другие.16
Медицинская служба III дружины состояла из врача Сучанского рудника Короткова17 и фельдшера, жителя с. Владимиро-Александровское, Фёдора Космынина.18
С обеспечением дело стало налаживаться. Белунский докладывал, что к концу февраля получены фуражки, галстуки, мундиры, шаровары, шинели и пояс с бляхой и пр.19
В начале марта дружина была готова к выполнению поставленных перед ней задач. Первым делом М.И. Белунский собрал весь водный транспорт с побережья, принадлежавший китайцам, корейцам и русским, всего 115 единиц различного вида и водоизмещения и запер всех в русле р. Сучан, тем самым предупредив возможные случаи шпионажа в пользу японцев со стороны части корейских и китайских подданных.20
Командующий Вольными дружинами Военный Губернатор Приморской области Алексей Михайлович Колюбакин произвёл проверку дружин. Не оставил вниманием и Сучан. По пути он побывал во II дружине и признал её подготовку слабой. 15 марта Губернатор прибыл во Владимиро-Александровское, где М.И. Белунский представил ему две сотни III Сучанской дружины. В ходе смотра и бесед с населением Губернатор отметил отсутствие патриотизма у большинства дружинников: «…несмотря на опытность командира дружины, пристава Белунского, оказались даже хуже сотен 2 дружины, что объясняется значительно меньшим рвением дружинников. Крестьяне Сучанской волости обратились ко мне с просьбой об освобождении их братьев и мужей от участия в дружине, обнаружили такие черты – неприемлемые русскому человеку.
Предлагаю Крестьянскому начальнику и Приставу объяснить населению волости всю неправильность такого отношения, связанную с делом обороны своих селений в такую исключительную для всей России минуту».21
Несмотря на общие замечания, Военный Губернатор признал, что I Нижне-Сучанская сотня готова удовлетворительно во всех отношениях, II Верхне-Сучанская подготовлена слабее, но «…очень лихо пошла «в атаку».
В итоге оказалось, что дружинники готовы совсем неплохо. За радение к службе и проявленную энергию при подготовке № III Сучанской дружины, Колюбакин объявил искренне благодарность Приставу М.И. Белунскому и унтер-офицерам — инструкторам. А так же своим приказом по Вольным дружинам он объявил им «Своё спасибо».22
Этот объезд дружин навёл Губернатора Колюбакина на размышления, касающиеся военной и идеологической подготовки дружинников. По первому вопросу он предложил обучение производить взводами, а не в сотнях. Такой подход должен быть более понятным не проходившим действительной службы крестьянам. Так же он советовал не увлекаться обучением ружейным приёмам и строевой муштрой, а как можно скорее перейти к обучению рассыпному строю и занятиям по стрелковой подготовке. Губернатор настаивал на том, что обучать нужно только тому, что может пригодиться в бою. Было отмечено, что некоторые дружинники «Недостаточно смело берут «на руку», то есть неуверенно выполняют приёмы с оружием.
Слушая стенания сучанцев о трудностях в хозяйствах, а попросту о нежелании служить, Губернатор пришёл к выводу, что от таких вояк будет больше пользы на крестьянской ниве, а не в строю: «Лично ознакомившись с некоторыми дружинами, я пришёл к убеждению, что не весь теперешний состав может быть пригоден для чисто военного дела, и что отвлечение столь значительного контингента от хозяйственных обязанностей может вредно отразиться на экономическом состоянии населения. Поэтому в интересах защиты края считаю необходимым выделить из состава каждой дружины известное число людей для сформирования сводных боевых сотен».23
В сводных сотнях должны были служить только добровольцы, которые, по возможности, должны быть «материально обеспеченными и не единственными работниками в семье». Таким сотням ставились следующие задачи: в первую очередь, — оборона края, а также борьба с хунхузами, поддержание порядка и так далее. Обучение таких сотен должно проводиться особо тщательно.24 Остальных, не проявляющих в учениях рвения, отправили для работ в свои хозяйства, но продолжали обучать в выходные и праздничные дни по месту жительства. У вышедших из дружины следовало «Ружья, патроны и ополченческие кресты отобрать … и хранить в ближайшем волостном правлении». 25
Для подготовки сводных сотен, после посещения Военного Губернатора области, на усиление Сучанской № III дружины был откомандирован хорошо проявивший себя в Черниговской дружине унтер-офицер Франц Ген.
Из почти четырёхсот дружинников Сучанской дружины добровольно служить на морской границе согласились «хоть конно, хоть пеше и там, где прикажут» всего 50 человек. Но для предполагаемой конной манёвренной дружины не оказалось ни лошадей, ни сёдел, и в результате осталось только 34 добровольца.26
Оставшиеся дружинники заняли наблюдательные посты в бухте Находка, на скале Сестра, мысе Поворотном, прииске Лингольма, хуторе Восточном и в устье реки Судзухэ. Наблюдение велось круглосуточно. Белунский докладывал начальству о постоянном курсировании японских боевых кораблей вдоль побережья.
Особое внимание уделялось обороне Сучанского перешейка и обеспечению подачи угля с копий.27 Здесь действовали дружинники Сучанской и Рудничной сотен. Так же сюда были направлены один пехотный взвод и артиллеристы поручика Соболева.28 Ставилась задача минирования перевалов, мостов, дорог и других важных объектов. Для выполнения этой задачи из Сучана был откомандирован сапёр Попов.29
Людей не хватало, и, чтобы облегчить наблюдение за морем, была создана сеть сигнализации, а для её обслуживания были присланы обученные этому делу матросы. Также были установлены телефоны, которые обслуживали кадровые военные. Однако из-за туманов, которые часто ограничивали работу технических средств, на постах пришлось оставить наиболее подготовленных дружинников.
С появлением сигнализации служба дружинников на постах Судзихэ, прииска Лингольма и хутора Восточный потеряла смысл. Уже 15 июля 1904 года Белунский докладывал: «На постах м. Поворотный, Сестра дружинники службу не несут и отозваны по распоряжению военных. Всё побережье от маяка Поворотного видно для наблюдения по обе стороны, но для быстроты сообщений наблюдения за неприятельскими судами были учреждены названные посты. В данное время установлены телефоны на скале Сестра и на мысе Поворотном. Дружинники уже того значения не имеют».30
В связи с вышесказанным, посчитав побережье Сучанского Стана не самым опасным районом, начальство решило дружину № III срочно перебросить под Никольск-Уссурийск, где обстановка была более сложной. Крестьянский начальник Ястребов тут же телеграфировал во Владивосток просьбу отменить этот приказ, так как «эти люди крайне необходимы здесь».31
К 1905 году побережье охранялось в основном обученными матросами-сигнальщиками, и часть дружинников была освобождена от службы.
Источники: 1. История русско-японской войны 1904-1905 гг. М.: Наука, 1977. ст. 350. 2. Там же. стр. 353. 3. РГИА ДВ Ф. 153, оп. 1, д. 1, л. 128. 4. РГИА ДВ Ф. 153, оп.1, д. 2, л. 10. 5. РГИА ДВ Ф. 153, оп.1, д.1, л, 131. 6. РГИА ДВ Ф. 153, оп.1, Д. 1, л. 132 об. 7. РГИА ДВ Ф. 153, оп.1, Д. 2, л. 31. 8. РГИА ДВ Ф.1, оп. 5, д. 1511, л. 54. 9. РГИА ДВ Ф.1, оп. 5., д. 1558, л. 3-9. 10. РГИА ДВ Ф.153, оп. 1, д. 1, л. 226 об. 11. РГИА ДВ Ф.1, оп. 5., д. 1511, л.7. 12. РГИА ДВ оп.1, д. 18, л. 122. 13. РГИА ДВ ф. 153, Д.2, л.40. 14. РГИА ДВ Ф 153, оп. 1, Д. 1. л. 218. 15. РГИА ДВ Ф. 153, оп.1, д. 16, л. 10 об. 16. РГИА ДВ Ф. 153, оп. 1 Д. 16, Л. 312, 351. 17. РГИА ДВ Ф. 153, оп.1, д.1, л. 229. 18. РГИА ДВ 153, оп. 1 д.2, л. 7 об. 19. РГИА ДВ ф. 153, оп. 1, Д. 16, л. 103. 20. РГИА ДВ Ф.1, оп. 5, 1511, л. 23. 21. РГИА ДВ Ф.153, оп.1, д.2. л. 24 об. 22. РГИА ДВ Ф.153, оп.1, д.2. л. 24 об. 23. РГИА ДВ Ф. 153, оп. 1, д. 2, л. 25. 24. РГИА ДВ Ф. 153, оп. 1, д. 2, л. 33. 25. РГИА ДВ Ф. 153, оп. 1, д. 2, л.25. 26. РГИА ДВ Ф.1, оп. 5, д. 1511, л. 23, 26. 27. РГИА ДВ Ф. 1, оп. 5, д. 1511, л. 17. 28. РГИА ДВ Ф. 1, оп. 5, д. 1511, л. 18. 29. РГИА ДВ Ф.1, оп, 5, д. 1511, л. 22. 30. РГИА ДВ Ф.1, оп. 5, д. 1511, л. 74. 31. РГИА ДВ Ф. 1, оп, 5, д. 1511, л. 52. 27.