Примерное время на чтение: 4 минуты

    В нашей семье всеми верховодил дед. Крепкий широкоплечий, кряжистый восьмидесятилетний старик. Казалось бы, ему ещё нет износу: всю зиму на рыбалку ездил, в лютые морозы рукавицы презирал. А тут случилось непредвиденное. В самый, что ни есть, разгул весны, когда грязь и бездорожье, собрал он всех нас к себе и заявил вполне официально:

 – Ну вот что, родные мои дети и внуки, а также и правнуки, через день я помру. Похороните меня с почестями, по-христиански. Да не печальтесь: я уже отжил своё, пора на покой.

   После этих его слов, мы, конечно, сильно заволновались. Как же так: вчера ходил на рыбалку, дрова колол, а сегодня помирать собрался? Подступились мы к нему и спрашиваем: какие, мол, пожелания будут?

   Дед лежал на кровати, а признаков смертельных, конечно, не было. Вызов скорой помощи он решительно отверг. Притом заявил, что пока она приедет, его душа уже в раю оказаться может. Но к нам лицом всё же повернулся.

 – Ты, старший, будешь командовать всем обрядом погребальным, да не переусердствуй. Знаю я тебя. Похороните меня на городском кладбище, там, где лесок ещё остался. Музыка чтобы была, и потом помяните как следует. Горилки и закуски не жалеть. А то я вас знаю, одну картошку с капустой на стол поставите, — и опять отвернулся к стене.

   Собрались мы за дверью и начали обсуждать, что где достать можно. Машину да материал, костюм новый да рубашку, а потом оркестр да горилку, памятник да оградку, но самое главное – это могилку выкопать. Родственникам копать по обычаю не положено. А где людей найти? Ритуального бюро в городе нет, а коммунальный комбинат только железные венки с неземными цветами продаёт.

   Но ничего, обговорили всё, как положено. И вышло, что в тысячу рублей не обойдёмся, тысячи две нужно. Тут мы давай прикидывать, где, у кого и сколько занять.

   Услышал наш разговор дед и позвал опять в комнату.

 – Да что же это вы, сукины дети, для деда родного за сто пятьдесят рублей трёх несчастных музыкантов вместе с барабанщиком нанять не хотите? Вам четыреста пятьдесят рублей на памятник да сто на оградку жалко? А я ведь для вас всю жизнь старался… На пару ящиков горилки полтысячи пожалели? Я же не требую, чтоб больше трёх стопок наливали. Не стыдно вам, скряги вы этакие?..

   Дед так расходился, что думали кончится сию минуту. Но он поднялся с кровати и стал одеваться.

   Тут внуки вокруг него сгрудились:

 – Куда, дедушка, собрался?

 – К друзьям, в посёлок Лозовый. Там помру, меня без вашей помощи похоронят. И чтобы ни один из вас, скупердяи, туда не появлялся. С того света всю жизнь преследовать буду, если кто ослушается.

   Выпалил дед это всё и ушёл на ночь глядя…

   Вся семья наша запечалилась, упрёки друг дружке строим: обидели, мол, деда. А ослушаться все боятся, и разыскивать никто пока не пошёл. Через людей посторонних справки наводим, как он там…

   Дня через четыре, когда отчаяние наше до предела дошло, вечером заявился дед. Весь грязный, с головы до ног, и злой, что тигр.

   Прошёл он в ванную, помылся, переоделся, сел за стол и потребовал перо и бумагу.

  – Писать жалобу буду, — сказал он, подняв вверх указательный палец. – Господу Богу. На порядки здешние. И в стране порядка нет, и на кладбище кавардак один. Помереть христианину спокойно нельзя.

   Настрочив жалобу, дед успокоился и попросил поесть. За ужином поведал свою историю.

 – Пришёл я в Лозовый к друзьям. Так, говорю и так, помру на днях, похороните меня на своём кладбище. Согласились. Тогда мы все решили посмотреть, где для меня могилку выкопать. У одного друга машина своя, поехали. Через посёлок до Несвоевки доехали, хоть и тряско. Осталось с полкилометра. Машина дальше не пошла. Сплошная грязь. Дороги нет, там и трактором гусеничным не проедешь, а друзья говорят: «Вон на том бугре и лежать будешь, оттуда далеко всё видать». «Хорошо, — говорю. – Пойдёмте, сам убедиться хочу». Пошли мы пешком. Грязь, ногу не вытащишь. А если ещё гроб нести – то вообще не пройдёшь? Не захотят люди подниматься на этот страшный бугор, где ноги сами разъезжаются, да и бросят гроб куда-нибудь в кусты. Жутко мне стало… Кое-как мы залезли на эту гору. И, мать моя честная: то ли кладбище, то ли свалка – никак не пойму. Это в этаком-то мусоре лежать? Нет, думаю, не хочу здесь… Пусть сначала поселковый Совет дорогу туда сделает, да порядок наведёт, чтоб на кладбище было похоже. Вот если кто из этих хозяев посёлка помрёт, сами пусть в мусоре и лежат, без привилегиев.  А будет порядок – тогда и я вот он. «На это ж денег сколько надо. Опять же Совету где их брать, хоть бы на дорогу к кладбищу?» — друзья говорят. Тут я совсем рассердился и помирать расхотел. «Я сам первый на субботник выйду», — говорю.

 – Вот и правда, дед, живи, — обрадованно вмешались мы.

 – А если что – не сомневайся, честь по чести сделаем.

 – Пока порядка на кладбище не будет и похоронное бюро не организуют, чтоб вы не бегали, высунув языки, — помирать я категорически отказываюсь, — ультимативно заявил нам дед, и пошёл отдыхать в свою комнату.

Разговор записал А. Лебединец

Перепечатано из «Литературной страницы» газета «Ленинец» № 93 (8988) суббота, 4 августа 1990 года  

Подписывайтесь на наши социальные сети: