рассказ из цикла «Далёкое-близкое»
Людям новая власть разрешила свободно высказываться, и это время назвали оттепелью. Было это на рубеже 50-60-х годов прошлого века. Естественно, тогда замелькали другие имена личностей одаренных и энергичных, и эпоха вознесла их, сделав кумирами.
Тогда же в искусстве были противопоставлены поэты и ученые: «Что-то физики в загоне, что-то лирики в почете. Дело не в простом расчете, дело в мировом законе».
Действительно, тогда страна переживала поэтический бум. В Москве от наплыва людей было тесно в залах политехнического института, куда приходили послушать молодых поэтов Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко, Роберта Рождественского, Бэлу Ахмадулину.
А чтобы полнее удовлетворить желание почитателей музы, поэты выступали на стадионах, собирая тысячи людей. Громкая новизна мысли и интонация стиха притягивала слух, удивляла, поэтам щедро были предоставлены страницы журналов, газет, книги.
Казалось, сама справедливость восторжествовала, оправдывая старую истину, что главное в жизни искусство, остальное суета и тлен. Как говорит латинская пословица: « Жизнь коротка, а путь искусства долог».
А во Владивостоке был свой поэтический голос. Но в отличии от шумной столицы поэты здесь жили в тиши и уединении, словно так подобало на краю земли. Писал стихи студент историко-правового факультета Дальневосточного государственного университета
Виктор Антонов из Партизанска. Он долго тяготился неизвестностью о ценности своих стихов, пока наконец не решился повидаться ни с кем-нибудь, а с мэтром поэзии Виталием Коржиковым.
В дождливый вечер Виктор взял черновик своего стихотворения, сел в трамвай и поехал на Луговую, где жил известный поэт. Хотя тот не приглашал к себе студента и что-то писал за столом, однако встретил его приветливо. Виктора удивило, что такой человек жил в старой и небольшой коммунальной комнате, словно самовольно заточил себя в этих стенах, освещенных настольной лампой. В этом склепе поражала масса книг, теснящихся на полках.
Хозяин, чернявый, с темной копной волос на голове, сразу взял у Виктора стихотворение, прочел и сказал, что оно ему понравились, только нужно сделать одну поправку: ноты сравнить с волнами. Потом весело добавил: «Дерзай, Виктор! Ты еще молодой». От такого приема гость почувствовал в себе прилив новых сил. Вот то стихотворение незабываемой встречи, ставшей судьбоносной, определившей дальнейшую жизнь молодого человека:
Вечер майский.Электричка Пламенеющий закат. Мир, прекрасная страничка, Трав душистых аромат. Поворот за поворотом, Слева – море, справа – лес, И швыряет в окна ноты Синих волн звенящий плеск. Легкий скрип и остановка, На перрон бросаю взгляд: Две девчонки, как березки, О весеннем говорят. Губы настежь. Льется песней Озорной веселый смех… Все естественное вечно, И весна в глазах у всех...
Возвращался Виктор, доброжелательно поглядывая на пассажиров, предчувствуя прекрасный путь в свое будущее. Ему не терпелось скорее доехать до общежития и поделиться с кем-нибудь, что сегодня познакомился с таким человеком, с таким человеком!
Наша суровая действительность нуждается в ярком свете, поэтому природа иногда присылает возвышенную душу, которая, не руководствуясь внешними причинами, вдохновленно бросается в мир поэзии, оповещая красиво и убедительно, что жизнь не так плоха.
Для Виктора Антонова именно таким посланником на земле представлялся Виталий Коржиков.
Теперь ему предстояло напечататься. Виктор знал, что в краевой газете «Тихоокеанский комсомолец» появлялись стихи. Как хотелось увидеть там свое имя!
Он вошел в здание, оставив за спиной гостиницу «Золотой Рог», и волнуясь, направился прямо к кабинету редактора газеты Сергея Крившенко. Студент увидал человека с черной шевелюрой, широким скуластым лицом, живыми глазами и проницательным взглядом. Беря стихотворение со строгим видом, редактор, казалось, подумал: « Вот еще плохие стихи».
Стараясь по выражению лица Сергея Крившенко определить его отношение к стихотворению, Виктор не смел пошелохнуться. Но, подняв голову, редактор сказал, что стихи будут напечатаны в следующем номере газеты.
Теплый вечер мая Шелестит листвой, Сторона родная, Снова я с тобой. Снова я вдыхаю Запах тополей, Годы вспоминая Юности своей. Над тайгою тает Дымчатая шаль, Сопки убегают В голубую даль. Крикнула кедровка, Дятел застучал, В глубине распадка Голубь ворковал. Тополям на взгорье Поклонился я, Милое Приморье – Родина моя!
Казалось бы, от чего два незнакомца шагнули друг другу навстречу, один сочинял другой захотел напечатать? Потому что в них жила внутренняя красота восприятия мира, когда всего лишь простое, доброе стихотворение к родине всколыхнуло их чувства, сблизив родственные души. Виктор был счастлив.
Тогда ровным счетом он ничего не знал о Сергее Крившенко. Тем более не задумывался, откуда этот человек, как появились здесь его родители. Впрочем, большинство людей не только о чужой родословной ничего не знают, но смутно знают о родословной своей.
Зато сам Сергей Крившенко впоследствии рассказал в книге «Писатель Приморья» о своих прародителях, как они оказались на уссурийской земле.
«Могу считать себя коренным дальневосточником. Мой прадед по материнской линии переселился в Приморье морским путем в 1883 году – он прибыл на первом переселенческом пароходе Добровольного флота «Россия»… Шли… на Амур, как тогда говорили, на Амурский залив, «на зэлэный клын», в Приморье…Обосновали село Григорьевку в 45 километрах от села Никольское, Никольск –Уссурийска. Об этом первом плавании «России», открывшей морское переселение «на край света», рассказано в сборнике главнейших документов по управлению Восточной Сибири…В этой книге среди 794 человек переселенцев назван и мой прадед Семен Усенок, от которого в Приморье идет род Усенков. В семье деда по фамильной линии, то есть деда по отцу, Крившенко Мартына Ивановича в наши детские годы передавалось предание, как плыли на Дальний Восток через моря-океаны , видели горы и пустыни, что такое шторм и штиль, и неизменно упоминалось такая подробность: плыли на «французе», то есть на французском пароходе…из Полтавской и Черниговской губерний.
Этим пароходом и прибыла в край семья деда, которому в то время было 12 лет: значит и по отцовской линии первым оказался мой прадед Иван Алексеевич Крившенко».
Вот бы каждый приморец знал, откуда он, кто его предки из глубины веков, тогда ближе и дороже стала бы родина. Но даже самая вдумчивая связь поэта с миром не достигла этой мысли, не затронула ее, и редактор газеты остался для Виктора тогда как поверхность айсберга, когда неизвестно, что там у него под водой.
А пока Виктор Антонов учился, писал стихи, узнавая о новых литераторах. В те далекие 60-е годы у него были встречи мимолетные, и некоторые из них оставили заметный след в его жизни. Хотя газета «Тихоокеанский комсомолец» не вела литературную страницу, а только поэтическую рубрику, все равно привлекала поэтов и прозаиков. Вот почему в редакцию газеты часто забегала молодежь со своими стихами – Юрий Рудый, Александр Радушкевич и многие другие. Они постоянно отирались, мелькали возле редактора Сергея Крившенко, настолько он был всем нужен.
С одним из них, Ильей Фаликовым, Виктор познакомился после публикации своего стихотворения. Как-то, получив стипендию, начинающие поэты отправились вечером в ресторан «Челюскин» (ныне Версаль). Эта встреча отличалась весельем и непринужденностью, в зале играла музыка, все располагало к интересной беседе, и вскоре студенты поняли, что влюблены в поэзию. До этого Виктор не встречал такой энергии и подвижности у людей, как в будущем филологе Илье Фаликове. Он попросил его написать экспромтом несколько поэтических сток. Илья выхватил из стакана бумажную салфетку и, недолго думая, написал на ней :
Года бегут и многое забудется, Алеет мир, расцвеченный зарей, Любить легко, когда вполсилы любится, И очень трудно, если любишь всем собой. Виктор спрятал салфетку в карман. Когда студенты вышли на улицу, было совсем темно. Они распрощались и больше никогда не виделись, не думая, как просты встречи в молодости и как памятны они потом. К тому же некоторые литераторы внезапно исчезали и спустя годы вспыхивали яркой звездой. Так и Илья Фаликов давно живет в Москве, став известным поэтом.
Начало двадцать первого века у Виктора Антонова было связанно со странным сном: незнакомый человек настоятельно потребовал собрать стихи и издать книжку. Виктор проснулся словно от удара током. От свалившегося видения он как-то растерялся, что не сразу нашел запропастившиеся куда-то стихи.
И в то самое время, когда осуществлялась золотая мечта поэта – издание сборника «Кровью сердца» — он во Владивостоке в Союзе писателей России снова увидел Сергея Крившенко.
Что это была за встреча! Сергей Крившенко сразу вспомнил, как Виктор Антонов давно приносил свои стихи в газету «Тихоокеанский комсомолец». Теперь оба постарели и поседели, но сохранили молодой живой настрой, и сила их эмоций обнаружилась сполна у двух разных людей.
Один с открытым воротником, необузданный, не познавший жизненных высот, и другой при галстуке, несколько сдержанный, как надлежит знаменитости.
В самом деле, бывший редактор газеты имел звучные должности и звания, о чем Виктор узнал не сразу, а постепенно, потому что их у Сергея Филипповича Крившенко оказалось много, что еще больше обострило к нему внимание Виктора. Он долго вертел в голове сначала слово «профессор», потом обдумывал размеры понятия доктора филологических наук, с трудом вместил в сознание длительность связи с краевой писательской организацией, где профессор работал активно; разумеется, особенно привлекло внимание, что он — главный редактор альманаха «Литературный Владивосток», а после вызвала уважение — «Заслуженный работник культуры РФ». Уже не осталось сил вместить в сознание способность осмыслить, что у Сергея Филипповича было более четырехсот работ. Но Виктор Антонов признал мудрость этого человека, и что надо его почитать.
Но в тот день старые знакомые тепло поздоровались за руку, и присутствующие рядом люди улыбались вместе с ними. Неожиданное соприкосновение с С.Ф. Крившенко, ставшего другом, ощущение силы его внутреннего мира – ворвалось, озарив радостью, сознание поэта. Ликуя, он подарил профессору сборник «Кровью сердца», подарил ему первому – так позаботилась скрытая судьба.
А ведь у профессора была еще и преподавательская работа в ДВГУ и одновременно научная, где он стоял как бы отдельно в литературной среде, написав 12 книг. Из них наиболее значительными являются «Берег Отечества: романистика героизма в литературе Дальнего Востока» ( Москва, изд-во «Современник»), «Типология народного характера и жанровые поиски в русской и советской прозе, посвященной истории Дальнего Востока» (Москва, Институт мировой литературы им. А.М. Горького), «По морю плавать необходимо: документально – исторические очерки ( Владивосток, изд-во «Дюма»). Такое разнообразие интересов и трудов, не перепутываясь, являло безоговорочную целостность натуры Сергея Крившенко.
А о своей личной жизни он коротко сказал в книге «Писатели Приморья»: «Моя семья, жена Вера Григорьевна Крившенко (Кузнецова) – из среднерусской полосы с Тамбовщины из с. Ламки. Окончила ДВГУ, работала в школе, в университете, преподавала литературу. Сейчас воспитывает внучек, читает рукописи, в том числе мои, скучные. Дети Ирина Баранник и Марина Ивлева окончили отделение журналистики ДВГУ, имеют хорошие семьи.
Автобиография – это, конечно, и друзья, и товарищи по работе и вне жизни вокруг. Мы живем в своем времени, время живет в нас, а значит, в чем-то оно зависит он наших дел, наших дел».
После той встречи Виктор зачастил во Владивосток, где его ждали, потому что накануне он из Партизанска звонил во телефону литераторам, что едет к ним. И каждый раз наслоение впечатлений от облика профессора, его духовной сути не оставляла спокойным шумного человека В.С. Антонова, обновляя его самого: рядом с С.Ф.Крившенко ему хотелось говорить и говорить.
Во Владивостоке он с трудом расставался с литературной средой, дух которой был ему известен со студенческой поры. Не тянуло домой, забывая, что может опоздать на пригородную электричку, продолжал увлеченно читать стихи, спорить, испытывать неиссякаемую значительность этого общения; но вынужденный все же из него вырваться, как из сладостных пут. И хотя эти поездки мало давали для роста поэта, так как редко говорилось о том, как надо писать, тем не менее поднимали в Викторе душевное волнение, даже просто от смены обстановки, когда интересен каждый поэт и прозаик, а так же стенд с новыми книгами приморцев, а снаружи красота архитектуры; и не важно, что приезжий человек затерялся в потоке прохожих на улицах, главное, он сам глубже и возвышеннее чувствовал себя здесь.
В одно из таких посещений Владивостока Виктор Антонов с Сергеем Крившенко, поэтом Игорем Гусевым без всякого повода поехали к морю. Была хорошая погода, и появилось общее желание сфотографироваться на память. Вообще литераторы редко снимаются вместе, но зато такие фотографии хранятся бережно, и иногда используются в изданиях. Но если на групповом снимке запечатлен поэт из другого города, то он становится особенно ценен. Тогда фотомастер и сотворил маленькое чудо: впервые группа литераторов Приморья, обдуваемая бризом, сфотографировалась у моря недалеко от маяка.
Всегда Виктора Семеновича Антонова притягивала к профессору его искренность, добродушие, человечность, его твердый взгляд на жизнь, принципиальность, справедливые суждения об авторах, от которых одни люди оставались его друзьями, а другие превращались в недоброжелателей. Рядом с ним поэт ощущал спокойствие и надежность за себя.
Еще он понял, что главная суть общения с этим человеком в том, что профессор одним из первых заметил в Викторе поэтический дар, просил писать стихи дальше. Виктор Антонов с удовольствием вспоминал о нем: «Он трепетно и взыскательно относился ко всем авторам, помогал советом и дружеским участием».
Это верно. Его предельной требовательности к авторским стихам, как к своим собственным, я был свидетелем, когда в кругу литераторов Виктор прочел свое новое стихотворение. Казалось бы, упрекнуть поэта было не за что, но Сергей Филиппович, закуривая, попросил его повторить несколько раз четверостишие, добиваясь точности всего одного слова. Профессор и сам писал хорошие стихи.
Он много работал. Настойчиво и скрупулезно продолжал исследование литературной жизни Дальнего Востока, пошел дальше, глубже опыта прежних литературоведов, привел в порядок историю дальневосточной литературы с первых ее авторов. Столько трудов оставить могло только великое сердце, влюбленное в свой край.
Он выделялся в духовной жизни Владивостока, пользовался авторитетом литературоведов и критиков; его знали на Сахалине и Камчатке, в Магадане и Хабаровске, в Благовещенске и, конечно, в Москве. У него были громадные познания в русской и зарубежной литературе. Обратимся еще к его книге «Писатели Приморья»:
«На протяжении долгих лет преподавательской работы сотни студентов писали дипломные и курсовые работы – мне довелось быть их научным руководителем. Аспиранты также разрабатывают темы по русской литературе ХХ века, в том числе и Дальневосточного региона.
В нынешнее смутное время, время разлома великого государства надо писать, зная, что русская великая литература и в ХХ веке представляла имена великих писателей от Горького и Шолохова до Шукшина… И каждый из литераторов в наши дни проходит испытание на подлинную русскость, верность коренным ценностям народа, его великой литературы. Отсюда полемичность многих моих работ».
Автор Виталий Туровник
Загрузка ...
Свежие комментарии